Шхуны, корветы, бриги и барки, быстрые, подобно ветру, чреватому бурей, подобно туче, чреватой молниями.
Шхуны, корветы, бриги скользят по реке. Волны, разрезанные пополам, стонут, когда они несутся со смертоубийственным жерлом длинной кулеврины на носу. Да здравствуют гёзы!
На всех парусах! На всех парусах, доблестные корабли! Волны бьются об их борта, обливая их пеной.
Христос улыбается им в облаках, в солнце, в звезде. Да здравствуют гёзы!
Кровавый король получил известие об их победах.
Смерть уже глодала палача, и тело его было полно червей. Жалкий и свирепый, скитался он по переходам замка Вальядолида, влача свои распухшие ступни и свинцом налитые икры. Он не пел никогда, жестокий тиран; когда вставала заря, он не смеялся, и когда солнце заливало его владения как бы улыбкой самого Господа, он не ощущал в своём сердце ни малейшей радости.
Уленшпигель, Ламме и Неле, ежечасно, ежеминутно рискуя своей шкурой, – если речь идёт о Ламме и Уленшпигеле, нежной кожей, если говорить о Неле, – пели, как птички; каждый погашенный гёзами костёр радовал их больше, чем чёрного короля пожар целого города.
В эти дни Вильгельм Молчаливый, принц Оранский, лишил адмиральского чина господина Люмэ де ла Марка за его непомерную жестокость и назначил на его место господина Баувена Эваутсена Ворста. Вместе с тем он изыскивал возможность уплатить крестьянам за хлеб, взятый у них гёзами, возместить населению убытки от наложенных на них контрибуций и предоставить римским католикам, равно как всем прочим, свободное исповедание их веры без преследований и насилия.
Под сверкающим небом, на светлых волнах свистят на кораблях гёзов свирели, гнусят волынки, булькают бутылки, звенят бокалы, блестит сталь оружия.
– Ну, вот, – говорит Уленшпигель, – бей в барабан славы, бей в литавры радости! Да здравствуют гёзы! Побеждена Испания, скручен упырь проклятый! Море – наше, Бриль взята. Весь берег Ньюпора наш, дальше через Остенде, Бланкенберг, острова Зеландские, устье Шельды, устье Мааса, устье Рейна вплоть до Гельдерна – все наше. Тессель, Флиланд, Терсхеллинг, Амеланд, Роттум, Боркум – наши. Да здравствуют гёзы!
Наши Дельфт и Дордрехт. Это пороховая нить. Господь держит запал от пушки. Палачи оставили Роттердам. Свобода совести, точно лев, вооружённый зубами и когтями правосудия, захватила графство Зютфенское, города Дейтихем, Досбург, Гоор, Ольдензель и на Вельнюире, Гаттем, Эльбург и Гердервейк. Да здравствуют гёзы!
Гром и молния: уже в наших руках Кампен, Сволле, Гассель, Стенвейк, за ними Аудеватер, Гауда, Лейден. Да здравствуют гёзы!
Наш Бюрэн, наш Энкгейзен. Мы не взяли ещё Амстердама, Схоонговена и Миддельбурга. Но всё достанется вовремя терпеливым клинкам. Да здравствуют гёзы!
Выпьем испанского вина! Выпьем из тех самых чаш, из которых они пили кровь своих жертв. Мы двинемся через Зюйдерзее по рекам, протокам и каналам. Наши Голландия, северная и южная, и Зеландия; мы возьмём Фрисландию, Восточную и Западную. Бриль будет убежищем нашим кораблям, гнездом, где созреет свобода. Да здравствуют гёзы!
Слушайте, как разносится во Фландрии, дорогой родине, крик мести. Куют оружие, точат мечи. Всё движется, всё трепещет, как струны арфы под тёплым ветром, под дуновением душ, исходящих из могил, из костров, из окровавленных трупов мучеников. Всё в движении – Геннегау, Брабант, Люксембург, Лимбург, Намюр, Льеж, свободный город. Всё кипит! Кровь бродит и оплодотворяет. Жатва созрела для серпа. Да здравствуют гёзы!
В нашей власти Noord-zee, широкое Северное море. У нас – отличные пушки, гордые корабли, смелые отряды грозных моряков: нищие, бродяги, попы-солдаты, дворяне, горожане, ремесленники, бегущие от преследований. С нами все, кто за свободу. Да здравствуют гёзы!
Филипп, кровавый король, где ты? Альба, где ты? Ты кричишь и богохульствуешь, покрываясь шляпой, пожалованной святым отцом. Бей в барабан радости! Да здравствуют гёзы! Выпьем!
Вино струится в золотые чаши. Весело пейте эту влагу. Жреческие облачения, одевшие простых людей, залиты красным напитком. Римские церковные хоругви развеваются по ветру. Музыка без конца. Пойте, свистящие свирели, гнусящие волынки, барабаны, гремящие о славе. Да здравствуют гёзы!
На дворе стоял декабрь – волчий месяц. Лил дождь, колючий, точно иглы. Гёзы крейсировали в Зюйдерзее. Адмирал звуками трубы созвал на свой корабль командиров шхун и корветов и вместе с ними Уленшпигеля.
Обращаясь прежде всего к Уленшпигелю, он сказал:
– В награду за твою верную службу и важные заслуги принц назначает тебя капитаном корабля «Бриль». Вручаю тебе твоё назначение, оно написано на этом пергаменте.
– Примите мою благодарность, господин адмирал, – ответил Уленшпигель, – буду капитаном по мере моих слабых сил и твёрдо надеюсь, что, если Бог поможет, мне удастся обезглавить Испанию и отделить от неё Фландрию и Голландию, то есть Zuid и Noord Neerlande.
– Прекрасно, – сказал адмирал. – А теперь, – прибавил он, обращаясь ко всем, – я сообщаю вам, что католический Амстердам собирается осадить Энкгейзен; амстердамцы ещё не вышли из Ийского канала; будем крейсировать перед ним, чтобы запереть их там, и бейте всякий их корабль, который покажет в Зюйдерзее свой тиранский костяк.
– Продырявим его! – ответили они. – Да здравствуют гёзы!
Возвратившись на свой корабль, Уленшпигель приказал матросам и солдатам собраться на палубе и сообщил им приказ адмирала.